Неоседланные лошади [Сборник рассказов] - Рафаэль Арамян

Он встал и подбежал к окну, «тот» мальчик побежал ему навстречу. Они взглянули друг на друга, потом прильнули к стеклу, и тогда мальчик за окном исчез. Теперь он видел улицу и большие пушистые снежинки, которые медленно опускались на землю.

— Папа несомненно заблудился в лесу, а дед-мороз вернулся и ищет его. Из-за папы Новый год несомненно опоздает, — грустно сказал мальчик, не отрываясь от окна.

Мама засмеялась, конечно же она засмеялась над словом «несомненно».

— Откуда ты взял это «несомненно»?

— Так говорит Вага. Он говорит: мы несомненно будем кататься на Луне на велосипеде. Несомненно мы будем жить, где только захотим…

Мать обняла сына, мальчик увидел в окне отражение мамы, елку и сказал:

— За окном есть еще одна ты, я и наша елка. Несомненно теперь везде — я, ты и наша елка.

На лестнице послышались шаги.

— Кто там? — спросил мальчик. У двери послышался знакомый звонок: два коротких, один длинный.

— Это папа, — сказала мама и весело побежала в переднюю.

— Подожди. Я спрячусь, потом откроешь. А если спросит, где Ашотик, скажешь: пошел в лес искать тебя, несомненно скажешь.

— Хорошо.

Мать открыла дверь. Из-под стола Ашотик увидел, как вошел папа, стряхнул с шапки снег и спросил:

— Где Ашотик?

— Пошел в лес тебя искать.

— A-а, — многозначительно протянул папа, потом подошел к столу и стал совсем близко от Ашотика. От папиной одежды тянуло холодом. — Это веселая-превеселая девочка-кукла, — сказал отец и поставил одну игрушку на стол.

Ашотику очень хотелось увидеть веселую-превеселую девочку, но как? Ведь он в лесу и теперь зажигает спичку за спичкой, чтоб найти отца. Ашотик пожалел, что в кармане у него нет спичек. Он еще сильнее обнял колени, чтобы случайно не выскочить из-под стола.

Потом папа что-то еще достал из кармана.

— Что это? — спросила мама.

— Это тебе, любимая, без тебя я бы заблудился в пути.

«Наверное, коробка спичек, — подумал Ашотик, — несомненно папа принес коробку спичек, чтоб мама осветила лесную дорогу». Ашотик опечалился: ему не разрешают трогать спички.

— А это, — сказал папа, доставая из кармана еще одну игрушку, — волк.

Ашотик хотел крикнуть, что волка нет, но промолчал.

— Где Ашотик? — снова спросил отец.

У Ашотика сильно забилось сердце: неужели мама забыла?

— Я ведь уже сказала, — рассердилась мама, — ты опоздал, и он пошел в лес искать тебя.

— Зачем отпустила? А если на него нападет волк?

Ашотик больше не мог усидеть на месте, он выскочил из-под стола, обнял отца и изо всех сил крикнул:

— Волка нет.

— Как это? — удивился папа.

— Нету, его вчера убил дядя охотник.

На лестнице послышались шаги.

— Кто там? — спросил мальчик.

— Это Гарсеван пошел зажигать звезды, — сказал папа.

— Он уже зажег звезды, — возразил мальчик и показал на огни елки, дрожащие на стекле.

За окном, на черной канве ночи, четко вырисовывалось отражение этой маленькой счастливой семьи: сын, отец, мать и большая новогодняя елка. Изображение стало множиться, как будто много-много таких семей вот так сидят сейчас у елки, и в этом чудесном счастливом мире есть все, кроме волков.

Все трое смотрели на свое отражение в окне и весело смеялись. Вместе с ними смеялась веселая-превеселая девочка-кукла, но ее смех слышал один только маленький Ашотик, который понимал язык игрушек, а игрушки понимали его.

Перевела Е. Алексанян

Такси

- Я только что из командировки, — оправдываясь, сказал пассажир, проводя рукой по заросшему лицу, — боялся опоздать, но вот все-таки успел. У меня уже два сына, а у вас? — в его голосе чувствовалась гордость.

— Я развожу людей по домам.

Пассажир внимательно взглянул на водителя и удивился. Ему было едва сорок лет, а на голове уже густо серебрилась седина. «Он был на фронте», — решил пассажир.

До Нового года оставалось десять минут. Такси остановилось перед новым домом, потом вновь вспыхнул зеленый глазок, машина медленно заскользила по асфальту.

— Такси!

Водитель затормозил машину.

— Первый роддом, — запыхавшись сказал молодой человек.

У больницы водитель вышел из машины.

— Здесь работает ваша жена? — спросил юноша.

— Она могла бы здесь лежать, но… нет, я просто хочу увидеть того гражданина, которому в двухтысячном году будет столько же лет, сколько мне сейчас, и ни одного седого волоса.

Юноша не понял водителя и не удивился его рано поседевшим волосам, потому что сам был еще очень молод.

Перевела Е. Алексанян

Морские камушки

Это знают все — то, что живет на свете, рано или поздно умирает и больше не возрождается. Как-то прошлым летом случилось мне собрать морские камушки — яркие, разноцветные… Но когда я вынул их из воды и положил на горячий от солнца песок, они потускнели.

Я растерялся, огорчился… Эти камушки я принес домой, и они, мертвые, лежали на моем столе, пока один из друзей, который всегда собирал морские камушки, не сказал мне:

— Положи их в воду.

Я бросил камушки в стакан с водой. Они ожили, заиграли.

И теперь я не знаю, правда ли то, что знают все…

Смотрю на цветные камушки в моем стакане и думаю о том, что где-то обязательно должен быть стакан воды, оживляющий все. Я думаю о том, что жив каждый ушедший год, что все прошлые дни — это морские камушки, а время — море…

Так мне думается, и я не хочу никому говорить «прощай», а только— «до свиданья!».

«До свиданья» — всему прекрасному, что живет на свете.

Кто знает, где и когда мы сами снова заживем, возродимся?

Перевела К. Кафиева

Воробушки

Серые воробушки сидят на голой ветке дерева, и кажется, что на ветке — листья.

Если зима неизбежна, пусть она приходит так. Пусть взамен каждого опавшего листка на ветку сядет воробушек.

Пусть так и приходит зима, если уж ей непременно надо прийти.

Перевела К. Кафиева

Лес

Под моим окном разговаривают друг с другом два человека. У каждого из них на плече — елка. Ветви елок переплелись и тоже разговаривают друг с другом.

Мне не слышно, о чем беседуют люди.

Я не слышу, о чем беседуют елки. Но почему-то мне кажется, что одна елка говорит другой:

— В моих ветках еще слышен шум леса. Зимний лес, летний лес…

— Лес… — вздыхает вторая.

— Лес… — откликается первая ель.

И мне хочется, чтобы люди не расставались друг с другом, чтобы человек жил рядом с человеком, елка — с елкой, и чтобы никто не вздыхал в тоске: «Лес…»

Перевела К. Кафиева

Бумажный кораблик

В луже, оставшейся после дождя, плавает кораблик, сделанный ив тетрадного листка. Я был свидетелем многих крушений, и мне страшно за этот кораблик.

— На помощь, на помощь, на помощь, корабль перевозит матерей с детьми! — тревожно выкрикивает какой-то мальчишка. Остальные кидают в воду камни, вызывая волнение, шторм.

— Корабль заблудился в тумане, мне ничего не видно, прожектора уже не помогают, — отвечает один из мальчишек, и они начинают подкидывать в воздух зажженные спички. Спички падают в воду, гаснут, шипя, и плывут по воде. Кораблик накренился, и я вижу написанную на его боку и уже почти размытую арифметическую задачу, которую много лет назад я так и не смог решить.

Мне обидно и грустно — за кораблик и нерешенную задачу. Но стоящая рядом девчушка удивленно говорит мне:

— Дядя, вы не верьте — там никого нет, честное слово, никого нет.

И я улыбаюсь ребенку, который и не подозревает, как драгоценен груз бумажного кораблика, как дорог этот груз, который называется детством.

Перевела К. Кафиева

Сердце

Дети лепили снежную бабу, и, когда все было уже готово, мальчик с веснушками на лице сказал, шмыгнув носом:

— А сердце? Без сердца снежный человек не сможет жить.

Все с ним согласились, и оживленная работа приостановилась. Самые маленькие, которые подносили снег, беспомощно затоптались на месте.

— Нужно горячее сердце, а то ночью снежный человек замерзнет. И еще нужно, чтоб сердце было доброе, тогда он нас сразу полюбит и будет рассказывать нам сказки, — сказал мальчик, у которого только что прорезались два передних зуба, и все с ним тут же согласились, потому что он учился во втором классе.

— Ну, скорей принесите сердце, — сказал он детям.

Ребята рассыпались кто куда. Первой вернулась маленькая, очень маленькая Нуник. Она шла осторожно, крепко зажав что-то в кулачке. Нуник не ходила домой, постояла немного на лестнице в подъезде и вернулась.

— Что у тебя в руке? — спросил второклассник.